Известные люди: Козлов Михаил. Полжизни за коня

По московским улицам ехал обычный московский троллейбус. В нем сидел обычный московский мальчуган. Он уже не раз ездил этим маршрутом и названия остановок знал наизусть. Вот троллейбус притормозил на красный свет светофора и через мгновение плавно покатил вперед.

«Сейчас объявят: «Второй Боткинский проезд», - мелькнуло в голове у парнишки. И, действительно, в микрофоне что-то захрипело, и водитель пробасил: «Следующая остановка...ипподром». «Ипподром, - задумался мальчик, - это там, где лошади». Он ринулся к выходу, расталкивая входящих в троллейбус пассажиров. Через 20 лет имя этого мальчишки - Михаил Козлов - узнали во всем мире.
ЗМ: - Михаил Владимирович, наверное, трудно найти на Московском ипподроме, да и вообще среди любителей бегов, человека, который бы не знал вашего имени и не слышал о ваших достижениях. Что привело вас, москича городского жителя, в рысистое дело? 
М.К.:   - В какой-то мере семейная традиция. Мой дед и отец были военными ветеринарами. Папа часто брал меня на конно-спортивные соревнования, и именно там я впервые увидел лошадей. Ну а ездить верхом научился в деревне у бабушки. Разведал, где находится конюшня, и сутками пропадал возле лошадей. Бабушка часто жаловалась маме: «Ну где он бывает? В конце концов, он ко мне приехал или на конюшню?» 
ЗМ:  - Ваши родители были не против вашего увлечения? 
М.К.: - Как раз наоборот. Они и слышать не хотели об ипподроме и лошадях. Для отца, человека жесткого по характеру, бега ассоциировались, прежде всего, с азартом, игрой, чем-то недозволенным советскому человеку, и он старался всеми силами, правдами и неправдами оттолкнуть меня от этого занятия. Но любовь к лошадям оказалась сильнее. Чтобы тайком от родителей ездить на ипподром, я придумывал сотни различных уловок. К примеру, наша школа находилась в трех минутах ходьбы от моего дома, и даже зимой я никогда не надевал теплой одежды. Так, в школьной форме, портфель подмышку и бегом в класс. А когда увлекся лошадьми, мне нужно было делать крюк, наведываясь на ипподром. А это было совсем не близко. Взять с собой пальто - вызвать подозрение родителей, вот я и бегал по морозу... 
   Мне было почти 18, когда умер отец. Это случилось в декабре, а в январе, так и не закончив школу, я уже работал конюхом на ипподроме. 
ЗМ:   - Ваш старший брат, Владимир Козлов, в недавнем прошлом был одним из самых выдающихся и техничных футболистов. Как динамовец Козлов относится к профессии наездника Козлова? И не пробовали ли вы в детстве играть в футбол? 
М.К.:   - Как же, пробовал играть в футбол. Но на таком уровне, как получалось у брата, не потянул. А по натуре я максималист, потому и решил выбрать себе свое дело.
   О моих наезднических успехах Владимир узнавал, в основном, от друзей-футболистов. Старостины, Игорь Нетто были завсегдатаями бегов, и мы довольно часто с ними встречались, брат же был равнодушен к «лошадиному делу». И однажды, в сердцах, он как-то сказал:«В Москве, наверное, одна конюшня, но ты ее нашел». Но мой выбор он уважал и ничего предосудительного не говорил о моей профессии. 
 ЗМ: - Михаил Владимирович, кого из наездников, с кем вам приходилось работать, вы считаете учителем? 
 М.К.: - Мне никогда и никому не хотелось подражать. Я всегда стремился быть самим собой и в спорте, и в жизни. Правда, очень многим я обязан Анатолию Петровичу Крейдину, у которого несколько лет проработал помощником. На мой взгляд, он был уникальным тренером. 
   И еще. В жизни я старался руководствоваться девизом другого патриарха рысистого дела, Виктора Эдуардовича Ратомского. На одной из тренировок мы ехали с ним рядом. Он что-то рассказывал о лошадях, но неожиданно наш разговор прервал один из наездников, который спрашивал Ратомского, как лучше тренировать рысаков. Виктор Эдуардович, раздосадованный тем, что нас прервали, что-то пробурчал про себя, а потом негромко сказал: «Как ездить, как ездить - что спрашивать? Есть глаза, есть уши - смотри и слушай». И этот простой, нехитрый, но очень важный принцип стал для меня основополагающим на дорожке. Смотри, слушай, анализируй, пробуй. Плюс запасись терпением. Ведь недаром до революции на одной из конюшен московского ипподрома, перед входом тренеры прибили огромную табличку с надписью «Гедульд», что с немецкого переводится как «терпение». 
ЗМ: - Ваш принцип во многом перекликается с методами работы канадских и американских тренеров. К примеру, в одном из интервью канадский наездник Майк Сафтик говорил о том, что в начале своей карьеры он часто ходил смотреть на выступления выдающихся спортсменов. Наблюдая за их ездой, он многому научился. А у вас есть своя тактика или особая манера езды? 
М.К.:   - Я никогда не планирую заранее, как ехать. Я всегда слушаю лошадь и, в зависимости от того, как она бежит, насколько она готова и какая ситуация складывается на дорожке, уже в процессе езды выстраиваю подходящую случаю схему. Я вообще считаю, что 75 процентов успеха зависит от лошади, только 15 - от тренера и 10 - от наездника. Как бы ни талантлив был конник, он никогда не сделает из бездарной лошади выдающуюся. Наездник сможет ее чему-то научить, выдрессировать, добиться от нее прогрессивных сдвигов, но он не заложит в нее резвость, класс, секунды, которые передаются с молоком матери. 
 ЗМ:  - На вашем счету более 15 побед в Интернациональных призах, более 800 первых мест. Вы установили 23 Всесоюзных рекорда. За свою спортивную карьеру стартовали более пяти тысяч раз. Но, пожалуй, свои главные победы вы связываете с именем Сорренто? 
М.К.: - С Сорренто нас свел случай, очень счастливый для меня. До него я никогда не ездил на лошадях Кубанской государственной конюшни, а тут предложили. Ну как не взять - чистопородные «американцы». Правда, директор ГЗК мне так характеризоровала жеребцов: «Класса они не большого, смотрели их многие, но никто не захотел их взять».
   В первый раз Сорренто я увидел в карантине. Не могу сказать, что сразу заметил в нем что-то выдающееся. Единственное, что отметил про себя, у меня лично таких лошадей еще не было. Ну, а когда начал работать с Сорренто и Сотрапом – второй лошадью, то уже после первых тренировок понял, что это действительно талантливые спортсмены.
 ЗМ:  - Как складывались ваши отношения с четвероногим спортсменом Сорренто? 
М.К.:   — Я сразу понял, что Сорренто умный, одаренный, но и очень капризный. Особенно он был таким в детстве. В первые дни в карантине он преподнес сюрприз моему помощнику Анатолию Полишкину. Не успел тот проехать на рысаке и десяти метров, как Сорренто, вероятно чем-то недовольный, со всего размаху ударил задними ногами по качалке. Оглобля в сторону, и привели коня в руках. Кстати, «задом» Сорренто бил до семи лет, если что не по нему, разозлится и давай колотить. Однако, во время выступлений он делался неузнаваемым: с полужеста понимал тебя. В этом и проявлялся его, если так можно выразиться, интеллект.
   В двухлетнем, трехлетнем возрасте Сорренто выиграл у нас практически все призы. Единственное, он не участвовал в зимних призах. Дело в том, что у него была проблема с копытами: очень часто трескался копытный рог и раны кровоточили. Из-за этого его даже клали на операционный стол, но, увы, с этими травмами он мучился еще долго. Однако, несмотря на проблемы с копытами, в первом же заграничном турнире Сорренто доказал, что является выдающейся лошадью. 
     В 1988 году мы с делегацией жокеев скаковых лошадей отправились в ФРГ. Нас привезли в Хоппенгартен, где находится скаковой ипподром, и так как я был единственный «рысистый наездник», тренироваться мне пришлось вместе со всеми. Это было нелегко для лошади: по колено в песке (вместо жесткой рысистой дорожки). Полтора-два часа изнурительной езды. Под конец он даже стал закидываться, но делать нечего, нам предстояло выступление в Гельзинкирхене, а затем в «Мюнхенском Бокале».Когда мы с Сорренто приехали в Гельзенкирхен, нас сразу окружили журнилисты. Еще бы!Столько лет не было «русской» лошади, а вдруг какая-нибудь сенсация? Но я реально взвесил все шансы: выиграть у столь маститых соперников было трудно, поэтому ничего сногсшибательного я не сообщил. 
   Тогда я действительно не рассчитывал на хороший результат, потому что Сорренто был на пять и более лет младше остальных лошадей. Да и рекорд у него был самым «тихим» - 2:02 (1600 метров). К тому же на старте нам дали десятый номер. А те, кто ездил, знают, как неудобна эта позиция для рысаков. Но, тем не менее, Сорренто остался вторым! И когда я съезжал с дорожки, на трибунах раздавались аплодисменты. 
    Потом мне сказали, что это случается очень редко. Ипподром - не сцена, здесь в лучшем случае посвистят, а вот победе Сорренто аплодировали!
   А в Мюнхене, когда я открыл программку, у меня даже в глазах зарябило от фамилий знаменитостей. Из Америки самолетом доставили лошадь Б. Дж. С. Супер Стар. Привезли лучших рысаков из Франции, Швеции, Голландии... Ну, думаю, платное место не занять, хотя бы рекорд улучшить. И вдруг - остаюсь третьим в полуфинале. Впереди - финал. Участвуют десять лошадей, а мы снова под номером десять. 
   Когда дали старт, мой жеребенок даже не понял, что произошло. Его соперников словно выстрелили из рогатки, и они пулей умчались вперед, оставив нас с Сорренто в одиночестве. Но я не растерялся, потихоньку стал подкрадываться к остальным. Девятое, восьмое, седьмое и вот уже пятое место. Впереди несется голландская кобыла Экшен Скоттер, за ней «американец» Супер Стар... Входим на последний поворот, и тут две лошади, едущие впереди меня, сцепляются качалками, и одна начинает тащить другую в поле. Что делать? Мне нужно посылать рысака вперед, а у меня проблема, как объехать соперников? Полем - слишком далеко. Рискнул бровкой. Сорренто уже почти удалось проскочить мимо них, как вдруг в этот момент качалки расцепились и ближняя ударила меня по ноге. Я - вожжи на себя. И вместо того, чтобы лететь к финишу, начинаю вновь объезжать соперников, чтобы избежать аварии. Конечно, мы потеряли немало времени, но Сорренто финишировал третьим за Экшен Скоттер и у самого колеса Супер Стара. 
   Так вот, когда я шел на жеребьевку, меня все били по плечу, мол, чего там, не бойся, давай. А когда Сорренто остался третьим, панибратское отношение сразу исчезло, меня начали называть господин Козлов, а Сорренто стал для всех кумиром. 
ЗМ: - Михаил Владимирович, а как вы отнеслись к тому, что Сорренто отдали в 
аренду в Финляндию? 
М.К.:   - К сожалению, уже в те годы все стали решать деньги. И никто не хотел думать о завтрашнем дне, тем более спрашивать мнение наездника лошади. В Финляндии Сорренто так ничего и не показал. Наверное, он относился к той категории лошадей, которые хороши лишь в одних руках. 
ЗМ:  - Михаил Владимирович, на днях вы отметили свой юбилей, но по-прежнему остаетесь молодым, энергичным и целеустремленным.Что бы вы пожелали себе в день 50-летия? 
М.К.: - Если бы можно было начать жизнь заново, я прожил бы ее точно так же. Я хочу сказать, что лошади в моей жизни сыграли очень важную роль. Бега - не просто мое любимое занятие. Почти все время я провожу на ипподроме, включая отпуска, выходные, праздники... Я уже давно понял, если я не на конюшне, мне не по себе.