КНУТ И ПРЯНИК ДЛЯ СУДЕЙСКОЙ МАФИИ

История: КНУТ И ПРЯНИК ДЛЯ СУДЕЙСКОЙ МАФИИ

Автор: Инесса РАССКАЗОВА
Номер журнала: GM №6(163)2016

Опубликованная в прошлом номере журнала аналитическая хроника всех выступлений российских и советских конников-олимпийцев, начиная с 1912 года, имела огромный читательский резонанс. Сегодня, продолжая олимпийскую тему, мы поведем разговор о самой успешной для наших спортсменов конной дисциплине – выездке. Причем историю этого олимпийского вида мы рассмотрим через призму весьма актуальной и неоднозначной сегодня темы – судейства. Нашим собеседником согласился стать олимпийский чемпион Виктор УГРЮМОВ. Комментирует интервью судья международной категории Игорь КОГАН.

«НАШУ СБОРНУЮ ПЕРЕД ХЕЛЬСИНКИ ТАЙНО ПОКАЗЫВАЛИ ПЛЕННЫМ НЕМЦАМ»
 
ЗМ: Виктор Петрович, в 1952 году первая Олимпиада для сборной СССР обернулась оглушительной пощечиной. Почему?
 
В.У.: В Хельсинки наша сборная собиралась долго. Много анализировали. После войны прошло всего семь лет, и Сталин относился к этому очень трепетно, считал, что мы не должны проиграть. Команду по выездке, как рассказывал потом председатель Спорткомитета СССР Романов, «посмотрели специалисты и сказали, что шансов у нас ноль». «Специалистами» были лучшие немецкие конники, победители и призеры Олимпиады 1936 года, сидевшие в советских лагерях. У одного из этих военнопленных, бывшего старшего тренера довоенной сборной Германии по конкуру, наставник сборной СССР – Григорий Терентьевич Анастасьев однажды подсмотрел «подбивку» лошади. Анастасьев языками не владел, но умел со всеми договариваться. Показал ему на пальцах, дескать, научи. Немец поначалу делал вид, будто не понимает, но позже, уступив напору, на чистейшем русском ему ответил: «Ладно, хрен с тобой!». Просидев много лет в наших лагерях, русский он знал великолепно. Показав нашу сборную издалека именно этим немцам, мы получили вердикт: «Нет шансов». Буденный тогда всколыхнулся: «Как нет? Ведь мы их драли и под Харьковом, и под Сталинградом, и под Москвой…».
 
ЗМ: Но, если вспомнить наш олимпийский результат, пленные немцы оказались правы…
 
В.У.: Слушайте, в Хельсинки поехали два самых великих советских всадника. Легенды! Василий Тихонов и Николай Ситько. Мне рассказывал об этом лично Тихонов. На тренировке в Хельсинки он выезжает и начинает показывать русскую школу верховой езды. Собралась масса народа. Стрекочут камеры! Люди откровенно не понимают, как можно такие элементы выполнять. 
 
ЗМ: А что он делал?
 
В.У.: Школьный шаг, школьную рысь, галоп на трех ногах, галоп на трех ногах назад, галоп назад с переменой ног... Однако наездили оба наших великих всадника скромно: один на 49%, другой на 51%, это просто крохи! Из Хельсинки мы не привезли ни очка потому, что все эти удивительные вещи на Олимпиаде не нужно было делать. Требовалось совсем не это, точной информации не было из-за железного занавеса. А требовались: въезд на собранном галопе, остановка, приветствие, перемена направления на прибавленной рыси. А наши «бежали» на ускоренной рыси. На прибавленной рыси лошадь плавно выносит ноги вперед, а они «мельчили», просто быстренько «пробегали», и все. Они даже не знали, что нужно цепочку надевать, а на тренировках собирали толпы удивленных зрителей. Но интересно другое. Вместе с «легендами» в Хельсинки поехал сына поварихи Буденного – Распопов и оказался лучшим. Потому что он выехал этаким стройным красавцем в белом кителе и сделал во время езды все правильно, причем выступал на лошади, подготовленной полковником Рогалевым. Над ним посмеивались, мол, ветеринарный врач, кого он может подготовить. А вот, пожалуйста.
 
Комментарий Игоря КОГАНА: «Выездка появилась на Олимпийских играх в 1912 году. Соревнования проводились на уровне элементарной выездки, без сложных элементов. Арена 20 х 40 м. После окончания программы езды всадник должен был прыгнуть одиночные препятствия высотой 80,100 и 110 см, а также широтное препятствие 3 м.
 
В 1920 году тест стал более сложным. В него были включены принимания на рыси и галопе, а также менка ног в 4, 3, 2 и 1 темп. Такие же требования сохранились в 1924 и 1928 годах. С 1924 года размеры манежа изменились на 20 х 60. Расстановка букв была такой же, как и сейчас.
 
В 1932 году в программу были включены пассаж, пиаффе и переходы. Такая же программа была и в 1936 году. Тесты были очень длительными и продолжались по 16-17 минут. Для сравнения, выступления в современном Grand Prix длятся всего около 7 минут!
 
В 1948 году пассаж и пиаффе были исключены из программы. Однако они были возвращены в 1952 году в Хельсинки. 
 
В 1960 году длительность программы была сокращена до 12 минут».
 
«У „Е” СНИМАЮ ШТАНЫ»
 
ЗМ: А что же на самом деле требовалось в те годы от лошадей и от всадников?
 
В.У.: Абсолютно то же, что и сейчас! Аллюры, строевые упражнения, высшая школа. Половину езды составляли строевые упражнения, треть – высшая школа. Получая за строевые упражнения высокие оценки и вплоть до нуля за высшую школу, западные всадники могли у нас легко выиграть. 
 
У нас были пассаж и пиаффе, Тихонов и Ситько их показывали, но лошади маленькие, соответственно, пассаж мелкий…
Я вспоминаю, как пацаном ездил смотреть на выступления офицеров. Выражения одного из них мне запомнились на всю жизнь: «Значит, так. Мэ-рэ-бэ-хэ, пассаж, у „Е” снимаю штаны, а потом опять пассаж». «Снимаю штаны» – это пиаффе, при котором лошадь цепляет себя копытом за копыто, как бы пытаясь освободиться от штанов. Вот таким было у нас пиаффе. 
 
ЗМ: А чем отличается русская школа от немецкой? 
 
В.У.: Немцы изначально выбирали лошадей для выездки. А у нас брали то, что попадется. В армии было много низкорослых монгольских лошадей. А если среди них попадался «дончак», его хватали и начинали с ним работать. Способные к дрессуре, они быстро начинали ходить и школьным шагом, и школьной рысью. Но как с такой лошадью выходить против ганноверов, голштинцев или вестфальцев с их роскошными движениями? Знаете, когда один немецкий генерал посмотрел в цирке работу Филлиса (автора знаменитой книги «Основы выездки и езды», много лет прожившего в царской России), он написал: «На манеж, согнувшись, как кучер, расставив локти, положив высоко поднятые ноги на плечи лошади и разведя носки, поспешной рысью выехал бодрый старик». Точно так же выезжали и наши. Николай Ситько и Василий Тихонов – типично для кавалерии тех лет, были небольшого росточка. Ситько хорошей посадки так и не приобрел, несмотря на поражающие воображения уникальные элементы, которые он мог демонстрировать.
 
ЗМ: Какой же был сделан из всего этого вывод?
 
В.У.: Когда наши всадники увидели в Хельсинки, что же на самом деле нужно показывать, то, приехав домой, быстренько заменили лошадям поспешную рысь на прибавленную и научили их красиво махать ногами. Научили приниманию с хорошим постановлением, усовершенствовали пассаж, а менка ног на галопе у нас и так была хорошей. И если бы на следующих Играх 1956 года в Стокгольме проводился командный зачет, мы, несмотря на то, что было сказано, «вы отстаете от мировой выездки на 40 лет», были бы уже четвертыми. Но, помимо работы тренеров, у нас за спиной стоял сильный в политическом плане Спорткомитет. Судите сами. То­гдашний глава FEI, голландский принц Бернард, на заключительном олимпийском банкете для спортсменов-конников вынес наполовину прикрытый в верхней части экран. И был показан фильм с выступлениями всадников, где были видны только ноги лошадей. Когда же экран открыли полностью, все увидели, что русским за прекрасные пассажи ставили четверку, а соперники, «стоявшие, как под Сталинградом», получили свои восьмерки. И Бернард был вынужден это сделать. В Стокгольме будущий олимпийский чемпион Рима – Сергей Филатов на Ингасе был еще одиннадцатым, спустя четыре года он выиграет Олимпиаду. А вот Второв мог оказаться в призерах, он выступал на лошади, которую отняли у величайшего конника нашего времени Антона Афанасьевича Жагорова. 
 
ЗМ: Который был невыездным?
 
В.У.: Он мог стать и большим чином в армии, и прогреметь на международной арене. Но в 1946 году к нему пришли с вопросом: «Где твои братья?». Жагоров в ответ: «Один повешен немцами, а второй погиб под Берлином». «Не совсем так, – поправляют его, – ваши братья во время войны служили у немцев полицаями». С Жагорова сорвали погоны. Какое-то время он выигрывал в Союзе все, что только можно, а потом у него отобрали лошадь и отдали ее под Второва. Но Жагоров свою «ответочку» сделал. Его лошадь на последнем пиаффе в Стокгольме сорвалась и понеслась на судейскую будку жутковато прижав уши и оскалив зубы. Судьи в ужасе выскочили вон! Если бы не этот казус, блистательно проехавший Второв попал бы в призеры. 
 
ЗМ: Как вы думаете, Жагоров, готовивший лошадей и для цирка, специально это придумал?
 
В.У.: Трудно сказать. Но когда у человека отнимают лошадь, это всегда драма. Ледика Ваврищука, у которого отобрали коня на Олимпиаде в Токио в пользу Ивана Калиты, вытащил из петли случайно увидевший это солдат. А когда у его жены Татьяны отняли Ребуса для Ивана Кизимова, она в отместку отрезала Ребусу хвост – можно вообразить, как это выглядело… Но, возвращаясь к теме, в 1956-м наши, ничего не выиграв, уже кое-что показали.
 
ЗМ: И в 1960-м у нас появился первый олимпийский чемпион – Сергей Филатов.
 
В.У.: Конечно. У Абсента пассаж и пиаффе были такими, что он бы и сегодня за них получал «десятки». Я считаю, Филатов и выступающий в наши дни голландец Эдвард Галл – это люди, совершившие переворот в выездке. Каждый по-своему. У Филатова он, как в истории о том, что отец бил сына, но однажды сын встал и сказал: «Все!». Филатов своей победой дал нам уверенность. Железный занавес – это плохо, но зато мы создали свою школу, свой стиль и нашли возможность показать его всему миру. Выездка со времен Филатова мало изменилась. Ведь и требования были точно такими же, и судьи располагались так же, как сейчас (это до 1936 года включительно они сидели в ряд). 
 
ЗМ: Почему же тогда профессионалы утверждают, что блистательные выступления Елены Петушковой и Сергея Филатова сегодня выглядели бы как из эпохи динозавров?
 
В.У.: Смешно и неправда. Вы посмотрите на сегодняшних всадников. Выезжает на лошади мощной, красивой, но на каждом движении ошибка, сбой. И пусть Петушкова получала немного: за въезд – 7, поехала рысью – 7, принимание – 7, остановка, осаживание – 7, пошла пассажем – 7, остановилась на пиаффе – 7, галоп – 7, зашла на контрпринимание – 7… Но в итоге за счет стабильности на всех элементах набегает столько, что она и сейчас входила бы в мировую элиту. Поэтому все эти разговоры, мол, Петушкова не была бы… Была бы! Причем на самом верху. Там же, где и Изабель Верт, шестикратная олимпийская чемпионка. Другой вопрос, что общий уровень заметно вырос. В мое время и во времена Петушковой сильных команд было немного – Германия, СССР, Швейцария и остальные на подхвате – Канада, Швеция, про Голландию мы вообще знать не знали. Сегодня наша основная проблема в том, что это стало никому все не нужно. 
 
ЗМ: Не нужно государству?
 
В.У.: Сейчас все находится в частных руках, но уровень и знания этих людей оставляют желать лучшего. Представьте себе, я, олимпийский чемпион, приезжаю работать к одному из таких новых русских хозяев конноспортивной жизни в Тверскую область, в Бежецк, а он вменяет мне в обязанность стричь траву на газонах вокруг конюшни. 
 
И если не буду этого делать, у меня вычтут 10% из зарплаты... 
 
Комментарий Игоря КОГАНА: «В целом со времен Олимпийских игр 1952 года в Хельсинки выездка претерпела мало изменений. Только результаты выросли в огромной степени. Если в 50-е и 60-е годы победители получали около 68-70%, то теперь в КЮРе результаты приближаются к 90%. 
 
В чем причина? Изучая этот вопрос, я перечитал большое количество литературы и сделал определенные выводы. В 60-е годы федерация конного спорта ФРГ заложила концепцию развития на длительный период. Большое участие в создании и реализации этой концепции принимал один из известнейших иппологов ХХ века Густав Рау. Недаром самая высокая награда в конном спорте и в коневодстве Германии – медаль Густава Рау. С этого момента немцы начали целенаправленную селекционную работу по созданию подлинно выездковой лошади. Разведение животных – дело долгое, и первые „всходы“ появились лишь к концу 80-х – началу 90-х. Именно тогда произошел перелом. Лошади стали другими – с высоким, принципиально иным качеством аллюров, экстерьером и темпераментом. Появление настолько великолепных – уже от рождения – лошадей потребовало высокого профессионализма и от всадников, заставляя их работать более тщательно, больше думать и постоянно учиться. В 20-50-е годы при довольно простых требованиях программы огромную роль играла дисциплина езды. При ровном качестве лошадей четкая езда позволяла выигрывать. Сейчас же необходимо найти лошадь высшего класса, сохранить ее движения, здоровье, развить физически, подвести к пику физического и психического состояния к основным соревнованиям, правильно размять и... показать ту же дисциплину езды, что и прежде».
 
«В СССР ТОЖЕ БЫЛА МАФИЯ, Я ПРОРВАЛСЯ НЕЧАЯННО»
 
ЗМ: Значит, положение безвыходное и останется таковым до тех пор, пока выездка будет находиться на задворках государственных интересов?
 
В.У.: Объясню, команда Франции пригласила специалиста хорошего качества – Яна Беммельманса. Но суть не в этом. А в том, что он входит в судейскую мафию. Например, ему надо продать лошадь, и судьи в определенное время этой лошади ставят большие баллы. Лошадь продана, и «окончен бал, погасли свечи». А представьте, едет Меркулова, и строчки, сопровождавшие всех всадников, на ней гаснут, ее результат долго не объявляют. А после объявления выясняется, что мы проигрываем Франции две сотых! Если бы это случилось в советское время, мало бы никому не показалось, в том числе и Яну.  А у нас все это проглотили. 
 
ЗМ: То есть до тех пор, пока судейская мафия…
 
В.У.: Не в мафии дело. До тех пор, пока у нас, в России, не будет нормального отношения друг к другу, ничего у нас не будет. 
В Советском Союзе как бы тоже была своя мафия, я в нее нечаянно прорвался, и выяснилось, что я не такой уж плохой.
 
ЗМ: Вы прорвались?
 
В.У.: Да! Потому что нужно было ковать лошадей сборной команде. А я был хорошим кузнецом. Я сказал старшему тренеру: «Николай Федорович, я же вам перекую всех лошадей!». Они там между собой поговорили: «Ну ладно, возьмем дурачка». А я взял и на чемпионате Европы в Киеве всех сделал. Я проиграл тогда только Ивану Калите и Елене Петушковой, причем Петушковой проиграл мизер. 
 
ЗМ: Виктор Петрович, а что вы делали, чтобы достойно выглядеть не только в Союзе, но и в мировом масштабе?
 
В.У.: Выиграв чемпионат СССР 75-го года, а потом международный турнир в Австрии, я начал… общаться с ведущими европейскими всадниками и судьями. Я подходил к ним и спрашивал: «Посмотрите на меня, на мою лошадь и скажите, в чем наши недостатки, чего не хватает». Ко мне подлетел старший тренер и давай орать: «Как ты смеешь, это же связи с иностранцами! Веди себя, как гордый советский человек…». Я отвечаю: «Как гордый советский человек я вел себя вчера, когда играли наш гимн, а сегодня я хочу развиваться и учиться». Дома тренер доложил руководству, те дальше – куда надо, и меня вызвали в КГБ. Я все объяснил, и там, люди не такие уж глупые, мне заметили: «Ты все правильно делаешь».
 
ЗМ: Что именно вам давало общение?
 
В.У.: Все! Ведь доходило иногда до такого маразма… У меня Саид шел чуть ли не школьным шагом, такой у него был прибавленный шаг. Мне постоянно ставили плохие оценки, заставляли переделывать, и я переделывал. А потом думаю: «Да сколько можно?!». Пусть идет своим шагом. В три ночи после моего выступления звонит Петушкова. «Витя, я уснуть не могу… Мы стояли и обсуждали шаг твоего Саида в том духе, что он позорит нашу выездку. А на банкете ко мне подошел судья из Великобритании и говорит: «Знаете, единственная лошадь, у которой на чемпионате Европы был настоящий шаг, – это Саид Виктора Угрюмова». Я это внимательно выслушал и утром побежал, попросил протоколы. Смотрю: шаг – 8,8,8. Говорю: «А можно теперь протоколы Калиты?». Мне отвечают: «Пожалуйста!». Через некоторое время на сборах я отрабатываю шаг. Тренер Череда мне кричит: «Прекрати!». Я спрашиваю: «А как нужно?» – «Вот, как Иван Александрович Калита!» – «А сколько Иван Александрович получил на чемпионате Европы?» – «Не знаю, сколько?» – «Четыре». – «А ты?» – «Восемь». – «Откуда знаешь?» – «Смотрел протоколы». – «Кто тебе разрешил?» – «А кто запрещал?» – «Там иностранные судьи…» – «И что? 
 
Я разве им что-то продавал?» А потом я со всеми разговаривал. Со Штюкельбергер, с Рибайном, который мне кое-что подсказал. Приехали мы на Олимпиаду в Монреаль, на мою первую Олимпиаду. Я хожу и смотрю, кто как ездит, на особенности. Меня тут же вызывают к тренеру: «Почему крутишься около иностранцев? Я разберусь с тобой!». Я пошел к КГБ-шнику, сопровождавшему команду: «Василий Николаевич, я что-то делаю не так?» – «Что ты, Витя! Ты делаешь все, как нужно! Это наши сидят в каптерках, никуда не выходят, как медведи в берлогах». Вообще, я делал разные штуки. Например, выезжаю в манеж, а рядом с судьями сидит президент FEI, принц Филипп. Я подъезжаю к судейской будке и с красивым поклоном, глядя принцу в глаза, снимаю цилиндр. Он, как вежливый человек, едва не бросился мне навстречу… Судя по итоговым результатам, думаю, это сыграло свою роль. В этом смысле принципиально ничего не изменилось: с судьями нужно общаться. Но общаться тонко. Помимо пряника нужен кнут.
 
ЗМ: Как должен выглядеть кнут?
 
В.У.: Если судья неправ, на него подается протест. Он хочет попасть на Олимпиаду, а протест – это подмоченная репутация. Протестов у нас давно никто не подает, обиженно молчат, и все. Что сделаешь, если стране безразлично?! У нас за провал никто не отвечает, а к успеху примажутся любые.
 
Комментарий Игоря КОГАНА: «Выездка несправедлива, как сама жизнь! И когда ко мне подходят родители юных всадников, спрашивая, почему их якобы засудили, я всегда отвечаю так: „Хотите справедливости? Берите седла, уздечки и идите в конкур, там найдете то, что ищете!“ Принципы судейства за последние 30 лет изменились немного. Но все же изменились к лучшему. Постоянные семинары для судей и отслеживание стабильности каждого рефери приносят результаты. Судью, который постоянно выскакивает в ту или иную сторону на 5% и более, перестают приглашать. А если он за 3 года не отсудил 8 международных Grand Prix, ему приходится сдавать квалификационные экзамены заново. Это дисциплинирует и отсеивает людей, которые не подходят для этой деятельности».